живопись / графика
куратор Виктория Анисимова
интерьерное ателье Частная Резиденция
пер. Сивцев Вражек, 32
5 ноября – 25 января
И снова Рим… Татьяна Ян продолжает ткать полотно собственного универсума. Оборачиваясь, припоминая, отказываясь от- и вновь принимая, пересматривая иерархию, дополняя оттенками, изменяя ритмы и рифмы игры своих постоянных героев, ставших архетипами ее мышления последнего десятилетия, она расширяет круги своей паутины-вселенной. Две природы элементов этой структуры – органическая и рукотворная – давно проросли друг в друга, питаясь реалиями, историями и образами античного Рима, неизбежно заставляя художника и зрителя на каждом новом витке спирали размышлений сравнивать их, сопоставлять, отождествлять, объединять или разводить по разным углам. Цветы, плоды, листья и ветви, шишки, семенные коробочки или опавшие лепестки – всё это живая и всегда временная красота мира, выступает постоянным спутником или оппонентом, партнером или соперником красоты рукотворной, гораздо более длительной в нашей временной шкале, но тоже не вечной – обломам капителей, фрагментам уцелевших рельефов и статуй, мраморным гирляндам, розеткам, волютам и прочим руинам. Соседство этих объектов-форм в разных по времени исполнения живописных и графических циклах художника, вызывало различные рефлексии и эмоциональные переживания: осознание величия Рима и собственную малость, сожаление об утратах, неизбежность конечности всего, вечность красоты, обретение ясности и покоя, возвращение к истокам и обретение себя, исцеление, блаженство тишины, созерцание и т.п.
Способов плетения полотна собственных размышлений у художника несколько. Один из них, наиболее очевидный, подсказан самими римскими объектами, сохранность которых весьма фрагментарна. Фрагмент как осколок – это запечатленное время и «спасение от тотального забвения», возможность мысленно воскресить образ целого, которое, конечно, несет отныне и следы своего «реставратора». Одновременно с этим, чудом сохранившийся фрагмент как малая часть полного, удостаивается пристального вглядывания, усиления резкости фокуса и, как следствие, увеличения размера. Античные каменные фрагменты Татьяны Ян в графических работах из цикла МЕТАМОРФОЗЫ обрели масштаб поистине римский, подтянув за собой и своих растительных визави. Приближаясь к бумажным листам в человеческий рост с нарисованными мраморными гирляндами, аканфом и волютами, словно оказываешься поднятым на высоту капителей гигантских колонн, фриза антаблемента, к сводам храмов или арок, получив возможность видеть вблизи так, как никогда не видел, ибо снизу все кажется маленьким, а уцелевшие обломки античных зданий, разбросанные на земле, пугая размерами, измененным ракурсом искажают смыслы. Вслед за древними обломками цветы белого шиповника, черной мальвы, магнолии, яблони и другие растения в этом цикле работ, разрастаются в гигантские монументальные объекты с головками превышающих твою собственную, на которые взираешь уже не с позиции человеческого глаза, а снизу-вверх, или как бы взобравшись по ветвям в самую гущу кроны.
И это не единственная метаморфоза. Главные виды и смыслы перевоплощений в работах этой выставки – связь одной формы с другой, превращение живого в неживое и обратно в живое, и так по кругу. Возможно, это не сразу покажется очевидным. Графические листы задумывались автором отдельно друг от друга, но интуитивно выстроились в процессе работы и развески в группы пары/тройки. В одних парах растительные формы соседствуют с архитектурными, в других - живут изолированно, но это не мешает нам понять основной принцип превращения: архитектурная розетка когда-то была прекрасным цветком, чьи изгибы были повторены резцом мастера, сохранившим мимолетную красоту в неизменном материале, который все-таки был поврежден временем, но воскрес под кистью нового мастера, который предал ему сходство с иным распустившимся цветком. Познав это принцип, взирая на гигантскую тонированную мраморную гирлянду из винограда, айвы, смоквы, шишек пинии, гранатов и бог знает, чего еще, видишь уже окаменение живых плодов, постепенно теряющих цвет свой плоти, и их оживление от каменного сна возвращающимся румянцем. У всех работ три основных цвета, которые, возможно, тоже не случайны: терракота (сангина, знак Рима), серо-черный (цвет графитного карандаша, знак рисунка), и белый (знак листа бумаги), которые имеют разную интенсивность и десятки оттенков.
Все вместе – фрагментарность, масштаб, ракурс и цвет создают удивительный эффект торжества бесконечного над временным.