Публикации. ВИТАЛИЙ ПАЦЮКОВ

Творчество Татьяны Ян лежит в традициях фундаментальных культур, художник не скрывает своей обращенности к универсальным ценностям. Эта живопись органично соединяет в себе аскетизм ранних византийских икон, его энергетийную дисциплинарность в русской религиозной символике и естественно перетекает в избыточные формы венецианской школы Ренессанса.Фрагментируя, в реальности Татьяна Ян расширяет границы визуального. Видимый мир поверхности произведения искусства, его живописный «ландшафт» сливается в ее образах с божественной «тканью» бытия.

Культура в искусстве Татьяны Ян не скрывает собственных швов, пространственных наложений и метаморфоз времени. Она обладает той многослойной коллажностью, которая создает новую целостность и формирует парадоксы, без которых невозможно движение.Концептуальная живопись в композициях Татьяны Ян соседствует с магическим реализмом и «новой вещественностью». Она включает в себя тайну предметности, мистику чувственно-осязаемой фактуры, метафизику материала, завершаясь в физически, на ощупь ощутимую картину-вещь-объект.Традиции и следы «припоминания» ведут здесь в глубины веков, превращая фактурный «шум времени» в энергию жизненных сил современности. Образ времени предстает весомо и зримо, уплотняясь до предмета, предполагая в следующей своей фазе вернуться к атомарности бытия, к естеству «плавления» и энергетическим потокам материи. Подобная деструктивность странным образом формирует и оберегает вечную вещность мира – нетленную иную жизнь, которая дарована культуре и истории.

Испанская серия Татьяны Ян – это поиски первоисточников культуры, ее органических проявлений и одновременно обнаружение ее новых материков, где властвует дух Пикассо и Сервантеса, Веласкеса и Лорки.Художница одновременно хоронит, хранит и даже оживляет мертвую натуру своих путешествий и находок на географическом атласе, возвращая «утраченное время» сюрреалистической Испании и превращая ностальгическую ауру ее «голубых и розовых периодов» в актуальность единства человеческой истории и культуры.«Деструкция» и «охранительство» в феномене Татьяны Ян создает особую оптику, где прошлое просвечивает сквозь настоящее, где судьбы иных культур органично проецируются на судьбы России, заставляя задуматься об идеях планетарности и интегральности современных социальных и художественных процессов.

Преломлённый хлеб и простая вода – образы, в которых человек осуществляет диалог с Творцом, открывает в живописи Татьяны Ян совершенно иные измерения, создавая определенные оппозиции симуляциям современного искусства. Геометрия иконы, ее структурные принципы, ее «логос» и ее «тексты», ее магическая информационность рассматривается художником через фрагмент, через часть целого, раскрываясь в абсолютной полноте и совершенстве, приближаясь к нему предельно близко, почти физически соприкасаясь. Масштаб ее оптики позволяет наблюдателю превратиться в участника, в свидетеля события, войти в энергитийную зону произведения и раствориться в ней.Визуальный образ произведения искусства сливается на полотнах художницы с неповторимостью сотворенного Богом мира, его одухотворенной феноменальностью. Вода, претворенная в вино, в волшебной амальгаме живописи художницы, продолжает существовать в своей пограничной ситуации – между небом и землей, духом и волшебной чувственностью, столом и Престолом, рифмуясь с нашими состояниями молитвы и завороженности.

В натюрмортах Татьяны Ян, как бы полустерто и одновременно отчетливо, как в зазеркалье, проступают величественные контуры Книги, подлинной Книги с большой буквы во всей своей витальности и креативности. Ее знаки и буквы, ее символы и тексты парят в многослойности живописи, впечатываются в поры ее поверхности, где стягиваются к горизонту земные пути, и обнажаются дали разреженных просторов.Формально пребывая в постмодернистских стратегиях, Татьяна Ян превращается в странника во времени, в пилигрима, сохраняющего этические принципы в непрерывной исторической протяженности. Ее искусство, где художник, культуролог и носитель священодействия совмещается в одном лице, не только транслирует закрепленные канонические традиции, но и открывает в них возможные потенциальные формы животворного обновления, направленного в будущее.

Последний период в пластических мифологиях Татьяны Ян естественно переходит в визуальный апокриф, где все изображение живет внутри фундаментального контекста и выражается живыми цветами. Оно минимизировано как музыка Владимира Мартынова, но в его внутренней драматургии наличествует избыточность и полнота переживания. Содержательная сторона пластического действия композиции скрывается в знаках и символах, в их взаимоотношениях, в переходах от фигурального к орнаментальному. Фрагментированность информационного поля выявляет особую пластическую «оптику» Татьяны Ян, ее сосредоточенность и открытость к общению с горним миром. Пространство художественного видения в этих координатах отсылает к древним картам и текстам, связанным с сакральной географией, закодированной образами сотворенного бытия или плодами, осознанными как духовный опыт.Третье измерение живописи художницы скрывается в ее магических проекциях, в своеобразных рентгенограммах, где растительный орнамент представляет следы странствий по «верхнему пути».Выбирая эту «невозможную» точку зрения, мы вновь отправляемся в плавание в бесконечных вариациях искусства Татьяны Ян, двигаясь в сторону Каппадокии и ее любимого образа – плода граната, теряясь в его изначальных смыслах, но осознавая его жертвенную сущность.